На морском побережье Кубани российские ученые ведут активный поиск эффективных способов переработки мазута.
Экологическая катастрофа в Керченском проливе вызвала не только отклик обычных людей, приехавших участвовать в ликвидации разлива мазута. Сюда приехали по собственной инициативе ученые из России, готовые исследовать и разрабатывать способы устранения последствий прямо на берегу. Что называется работать в поле.
С одним из таких добровольцев от науки из Тюмени встретился Роман Абрамцов.
В преддверии праздника Крещения, я с группой добровольцев отправился на побережье, чтобы в очередной раз поучаствовать в очистке берега от мазута. В это время в Джемете (Курорт Анапа) на пляже Динамо уже работала команда Краснодарского общественного объединения «Помоги городу» под руководством Елены Шуваловой. Они исследовали возможности технологии биобонов, привезенной из Тюмени. Мне удалось побеседовать с ее разработчиком Виктором Юрьевичем Рядинским.
- Насколько большая группа исследователей здесь с вами сейчас работает? И откуда они?
- Я сам, как старший научный сотрудник, представляю здесь Тюменскую компанию «Аквамин Технологии». Также здесь наши партнеры – это «Ямал Экология». Всего нас четверо. Организатором нашей деятельности здесь выступила Елена Шувалова, которая меня и пригласила сюда. Она представляет здесь Краснодарскую общественную организацию
«Помоги городу». Елена организовала совещание, в котором приняли участие держатели технологий, связанных с настоящей проблемой. А также лично помогла с размещением и обустройством на месте. Этот энтузиазм заводит. Ты понимаешь, что в твоих действиях есть потребность и это крайне необходимо.
- Ваше появление здесь - это больше желание выполнить работу, помочь или поисследовать свои разработки и море?
- Это все вместе. И интерес, и практический опыт получить. И попасть в волонтерскую среду. Ведь это совсем особенная общность людей, их отношения и взгляды. Сразу видно, когда люди добросовестно, с энтузиазмом работают, помогают друг другу. Без этих всех вопросов о предоплате, цене…
Здесь же сама цель благородная.
Мы настолько в жизни зациклены на меркантильности, выгоде, на постоянном расчете в отношениях. Но на фоне возникновения общей беды моя давняя разработка, которая какое-то время не использовалась сможет принести огромную пользу. И это пробуждает чувство ответственности с моей стороны.
Суть моей идеи заключалось в том, что обычные заграждения, которые ставятся на реки или моря, они преграждают движение не только тонкой радужной пленки. Это может быть слой, достигающий одного сантиметра в толщину. Нефть плавает, поскольку легче воды, поэтому ее можно таким заграждением изолировать. У меня много ранее было опыта работы с нефтепродуктами, такими, как мазут и дизельное топливо. Но таких масштабов и сочетания отягчающих факторов пока трудно представить себе.
- В чем на ваш взгляд особенность и, возможно, сложность нынешней ситуации?
- Разлился мазут, температура плавления которого двадцать градусов. То есть это средняя температура вашего летнего периода. Сейчас мазут в твердом состоянии. Он упал на дно, смешался с песком и стал тяжелей. Ближе к лету часть всплывет, часть останется на дне. На это будут влиять различные факторы, в том числе, морские течения, штормы и изменения плотности воды. Поэтому сейчас вопросы нужно решать очень быстро до изменения его состояния из твердого в жидкое. Когда мазут в одном стабильном состоянии - это один путь очистки, когда в твердом – другой. Сейчас происходит так, что одним способом начинаем работать, и тут же нужно менять тактику. Это создает сложности и потерю ценного времени. Вот конкретный пример. Я приехал 13 января. На следующий день мы начали исследовать берег. Здесь, в Джемете, был относительно чистый пляж. Все крупные и значимые загрязнения были извлечены. Но опыт мне подсказывал, что нужно было осмотреть прибрежную водную часть. В результате обнаружили полосу шириной 15 метров под водой. Она вся в больших пятнах. Причем сверху сантиметров десять песка, а под ним слой мазута до десяти сантиметров толщиной. И таких пятен очень много. Площадь каждого достигает одного квадратного метра. Начавшийся шторм поднял часть этого мазута в толще воды. И далее волнами выбрасывает на пляж. Однако, обнаружилось и такое необычное явление, когда очень сильный ветер сдувает частицы поднятого со дна мазута. И эти мелкие капли разбрасывает по берегу.
- Что на ваш взгляд сейчас наиболее актуально?
- Мониторинг, сканирование водной толщи и дна. А также понимание общей картины загрязнения.
С одной стороны, в этой пятнадцатиметровой полосе мазута больше, чем в остальных местах, что мы исследовали. С другой стороны, если люди будут заходить в воду – это именно та полоса, в которой они будут идти по дну ногами и, естественно, задевать и поднимать мазут. И третье – это то, что за пределами этой полосы мазута нами мало обнаружено. Но, к сожалению, я не в курсе, какие загрязнения есть на данный момент в глубине. Есть информация, что в толще есть достаточно большие линзы мазута.
- В чем вы видите свою ценность, как эксперта?
- Я стараюсь сосредоточиться на практических вопросах нашей технологии и ее отработке для эффективного применения в данных условиях. Это практическое внедрение того опыта, который я наработал. На сегодняшний день я готов консультировать и руководить работами по механическому извлечению загрязнений из морской части.
- У вас появился исследовательский интерес в процессе работы?
- Конечно. Есть факторы, которые усложняют работу, и они привлекают меня, как исследователя в первую очередь. К примеру, те ученые, на чей авторитет я опираюсь и пользуюсь их мнением, они говорят, что есть десятки препаратов, которые ранее себя очень хорошо зарекомендовали в очистке и работе с загрязнениями нефтепродуктами. В том, что на научном языке называют биологической деструкцией нефтепродуктов. Они на сегодня были проверены и показали неэффективность, они не работают. Возможно, добавки в мазут какие-то были, например, антисептические, которые уничтожают биологию в том же мазуте, они, как раз мешают биокультурам что-либо делать с мазутом, перерабатывать его. Исследования сейчас проводятся в условиях, которые будут летом, на теплой воде.
- Как много рабочих групп и лабораторий сейчас работают над проблемой переработки данного вида загрязнения? И в чем, на ваш взгляд, причина отсутствия значимого результата?
- Судя по СМИ огромнейшее количество (смеется).
Возможно, отсутствие ощутимых результатов связано со сложностью данного конкретного вида загрязнения. Мое личное мнение, как и мнение моих коллег, тех, кого я знаю очень хорошо, да и сам состав разбившегося мазута, все говорит о том, что будут проблемы с разложением, с деструкцией. Чтобы весь процесс заработал, как нужно.
- Что из себя представляют биобоны? Что лежит в основе вашей технологии?
Для начала, стоит заметить, что мазут относится ко второму классу опасности. Второй класс, чтобы было понятно, означает, что природа сама будет восстанавливаться после загрязнения не менее десяти лет, если ей не помочь. И наша задача подобрать препараты, чтобы ускорить процесс восстановления. Помочь природе. Что такое боновые заграждения, думаю всем известно. Суть нашего подхода в том, что мы бактерии садим на волокна, у бактерий есть свои места, где они закрепляются, их не смывает. Появляются колонии водорослей и простейших организмов. На реках мы можем поставить десятки рядов наших бонов. В море из-за длины береговой линии это очень затратно. Здесь хотя бы один ряд выставить. Сегодня на берегу мы с вами убедились в том, что даже один ряд заграждений показал свою эффективность. Хватает буквально пяти минут. Вода до и после прохождения бонового фильтра сильно отличается. И это еще просто механическая очистка, без работы бактерий.
- Когда родилась эта технология? Насколько мне известно, вы уже применяли эти технологии.
- В Тюмени мы постоянно с этим работаем. Особенно в начале двухтысячных.
Вообще - это давнишняя советская разработка. Она использовалась в очистных канализационных сооружениях. Мы стали применять ее для сбора нефти и ее деструкции. Мы используем полипропиленовое волокно. У него очень большая площадь поверхности, благодаря ее форме. Порядком пяти тысяч квадратных метров на кубометр объема. Что позволяет разместиться большому количеству наших бактерий.
- Что является вашей основной деятельностью?
- Я занимаюсь экспертизой инновационных проектов. Допустим, появляется новая технология. Моя задача оценить ее перспективы и методы применения. Реально ли человек делает то, что он пишет в физическом, химическом или биологическом разрезе. Я провожу экспертизу около ста проектов в год.
- Вопрос к вам, как к эксперту. По анализу качества и количества заявок какой можно сделать вывод о том, насколько сейчас высок потенциал ученых и специалистов?
- Видите, как таковой-то науки в России не осталось. В моем понимании наука – это исследование, проверка, опровержение. Научные принципы – это не то, что сейчас мы видим в научной среде сплошь и рядом. Дескать, вот мой учитель утверждает что-то, я его теорию утверждаю и поддерживаю. Нет. Это все не то. Ты если говоришь про учителя или авторитета, ты поддерживаешь его теорию, а ты должен сказать в чем он не прав. То есть ученый – это тот, кто подвергает все сомнению. А сегодняшняя наука она не такая. Сегодняшняя наука – это какие-то авторитеты, какие-то ссылки на них, индексы цитирования. Пропал, на мой взгляд, исследовательский дух, поиск непознанного, одухотворенность процесса. Раньше было так, пришел в лабораторию, договорился с заведующим. Тот пошел, оформил и заключил договор. И цифры были другие, и предпринимателям это было доступно, и они могли получить определенные знания и результаты. Так наука и помогала. Сейчас же формализация другая.
Сегодня если предпринимателю нужно провести какие-либо исследования, он приходит в университет, в какой-то научный отдел, заключает договора. Если бюджет менее миллиона, а то и десяти миллионов рублей, научный совет нос воротит от этого. Может быть, наше поколение отстало. У молодежи свои приоритеты и интересы.
- Виктор Юрьевич, можно ли утверждать, что нынешняя чрезвычайная ситуация, в которой мы оказались, связанная с разливом мазута, при всей ее драматичности, лучшее время и место для научной и исследовательской деятельности, что называется в поле? Ведь для исследователей различных направлений: биологов, орнитологов, экологов и химиков - это, с позволения сказать, подарок судьбы. Такие обстоятельства всегда были основой для того, что сейчас принято называть социальными лифтами для студентов и молодых специалистов.
Как вы оцениваете уровень возможностей в этом поле, и что бы вы рекомендовали студентам на стадии выбора тем научных работ или защиты, связанной с темой экологии и биологии?
- Безусловно. Это открытый полигон. Лучше бы, конечно, поехать куда-нибудь в Мексиканский залив, его поисследовать. Но тут уж, как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Раз уж такое случилось у нас, это проверка готовности общества к таким испытаниям. Проверка его зрелости и возможности решать такие задачи и отвечать на подобные вызовы.
Для большинства студентов пройти реальную научную практику - это проблема. А здесь и сейчас в Анапе – это просто фантастическая ситуация. Самое сложное тут - купить билеты и приехать сюда. Тут тебя и поселят и накормят, только собирай, измеряй, взвешивай. Одним словом - работай.